• Начало
• Рогожская слобода
• Древняя и средневековая исторя
• XVII-XVIII вв
• XIX в
• Вызов небу восставшего зла
• Страшные находки
• Мифы и Легенды (Видео)

 

 

 

Начало

 

 Преподобный Сергий Радонежский

История местности, окружающей Храм, неразрывно связана с нахо­дящимся поблизости Спасо-Андрониковым монастырем и именами прп. Сергия Радонежского и прп. Андроника Московского. Обитель во имя Всемилостивого Спаса основана по обету возвращавшегося в 1365 г. из Константинополя митр. Алексия, везшего с собой Нерукотворный Об­раз Спаса, которым Вселенский Патриарх благословил его на Русскую митрополию. Разыгравшийся по пути сильнейший шторм в Черном мо­ре, грозивший гибелью пассажирам, утих 16 августа, в праздник Образа Спаса Нерукотворного.

В ознаменование избавления Митрополит подал прп. Сергию бла­гословение основать обитель во имя Спаса и направить его ученика Андроника для устроения монастыря. Впоследствии Преподобный не­однократно посещал обитель для поклонения Св. Образу.

Место монастырю определили на возвышении, на котором распола­галось одно из сел Кучковичей (о которых речь пойдет ниже). Окружен­ное лесами, среди которых протекали судоходная тогда Яуза и Золо­той Рожок (давший название Золоторожскому валу), оно находилось на пересечении двух дорог: от Таганки, ведшей на юг в Коломну, а затем Рязань и Орду — т. н. Болванка (по одной из версий, этимологически, вероятно, от установленного на ней изображения татарского хана — басмы); второй же путь вел на восток — во Владимир и Нижний Нов­город.

Следует отметить, что этот более короткий и прямой путь был не единственным. Во Владимир можно было также добраться через Суз­даль по Троицкой дороге, ведшей в Ростов и Ярославль.

Издавна в непроходимых лесах, тянувшихся от Брянска до Залесья (Ополья), т. е. Северо-Восточной, Переяславской, Ростовской, впослед­ствии Ростово-Суздальской, затем Владимиро-Суздальскои, Владимиро-Московской Руси (позже просто Московии и Великороссии), реки зача­стую служили дорогами: летом вплавь, зимой по льду. Судоходной, как отмечалось, в частности, была и Яуза, некогда соединявшая Москву-реку с Клязьмой, а затем с Окой и Волгой. Впоследствии, по мере обживания мест и вырубки лесов, вдоль рек возникли тропы, а затем и дороги в привычном понимании слова.

Оба упомянутых пути — один вдоль Неглинной. другой — вдоль Москвы реки и Яузы — сходились на Ивановской площади в Кремле. В то время как дорога на восток была продолжением Великой улицы Кремля (Боровицкой, на которой находился сначала, вероятно, дом ста­рейшины рода, затем — боярская усадьба, а затем княжий двор и храм (на месте снесенного капища)), другая тянулась от Ивановской площа­ди Кремля, именуясь Никольской (на которой, по мнению некоторых исследователей, и находился изначально Сретенский монастырь, поз­же перемещенный на нынешнее его место в связи с возведением сте­ны Китай-города). Проходя между нынешним Арсеналом и Сенатом (резиденцией Президента России) через Никольские ворота (откуда и название), дорога затем продолжалась как Лубянка, Сретенка и далее Троицкая (Ярославская) дорога.

Эта дорога, в частности, проходила через Кучково Поле и вела, как мы упомянули, в Ростов, Переяславль и далее на север, с ответвлени­ем на Суздаль и Владимир. Само же поле находилось на возвышении в районе Лубянки и Сретенки (включая и территорию монастыря), окру­женном болотами и протоками, протекавшими между холмами. Впо­следствии поле стало использоваться как место казни преступников. Первой церковью на этом месте был храм Прп. Марии Египетской на поле (1385 г.).

В 1395 г., когда во время нашествия Тамерлана, угрожавшего раз­рушением Москве, из Владимира по распоряжению вел. кн. Василия Димитриевича была перенесена икона Божией Матери Владимир­ской, народ, духовенство и князь встречали ее на Поле и проводили до Успенского собора Кремля. В честь этого события, спасшего Москву от разорения, был установлен праздник Сретения Владимирской Божией Матери, а улица и монастырь, перемещенный на его нынешнее место, получили название Сретенских.

Итак, возвращаясь к началу нашего повествования, в далеком 1365 г. великий игумен земли Русской, основатель Св. Троице-Сергиевой лав­ры (около 1321—91 гг.), прп. Сергий отправился пешком в Нижний Новгород к местному князю и зашел по дороге в Спасский монастырь помолиться у Нерукотворного Образа и навестить своего ученика, на­стоятеля обители (где в свое время также подвизался великий иконопи­сец Андрей Рублев (1360—1430), ныне канонизированный Церковью), прп. Андроника Московского. По окончании встречи Андроник в сопровождении братии отправился проводить Святого. По преданию, они попрощались на месте, где в память этого события впоследствии бы­ла воздвигнута в XVII XVIII вв. сперва деревянная, а затем каменная часовня монастыря, именуемая Проща на улице Вороньей, ныне ул. Сергия Радо­нежского.

Согласно Синодальному отчету 1722 г., часовня была построена «когда неведомо». В 1889-90 гг. купец Василий Александров, живший в Рогожской слободе, пожертвовал средства для строительства нового здания часовни взамен обветшавшей, с островерхим шатром, которое возвел архитектор А. Латков. В своем ходатайстве Синоду о дозволении строить часовню Александров просил поместить в ней две хоругви в память «Чудесного избавления царской семьи от грозившей ей в 1888 г. опасности» крушения царскою поезда под Харьковом. Александр III встал тогда под покореженную крышу вагона, в котором находились лю­ди и его семья, подпер ее плечами и так держал, не давая опускаться дальше, пока другие выбирались из поезда. Из-за этою царь получил впоследствии тяжелое заболевание почек, от которою умер в 1894 г.

В 1892 г., в празднование 500-летия памяти при. Сергия, от монастыря к часовне был учрежден торжественный крестный ход, который совершался до большевистского переворота.

В годы атеистического запущения в обезглавленном, обезобра­женном здании, уже едва напоминавшем часовню, после закрытия в 1929 году, богохульствующей властью, цинизм которой не знал предела, была учреждена т. н. культурная база союза безбожников завода «Серп и молот» (бывш. Гужона), община же перебралась в наш Храм. Михаил Калинин лич­но отклонил протест верующих, и иконы были переведены в Серги­евскую церковь вместе со штатом часовни. Здание меняло различных временщиков-арендаторов. Например, в 1980-е гг. там располагался магазин «Вино», а затем мастерская по ремонту часов. Теперь же, отреставрированная и вновь открытая, она стоит рядом с Рогожской За­ставой (бывш. пл. Ильича) — прежней границей Москвы.

Возможно также, ее построили именно в этом месте, потому что в нескольких десятках метров от нее начинался упомянутый Владимир­ский тракт, откуда люди на повозках с ямщиками просто уезжали в дру­гие города, как сейчас с вокзалов, или в свои имения, и провожавшие их прощались с ними у Рогожской заставы (там же, кстати, а не на Курском вокзале, первоначально начиналась и проложенная впоследствии желез­ная дорога).

 

Рогожская слобода

Издавна, по меньшей мере в конце XVI в., местность, окружающая Храм, именовалась Рогожкой или Рогожской Ямской слободой. Она воз­никла близ деревни Андрониха (по названию монастыря) на левом бере­гу Яузы, когда там стали селиться ямщики, занимавшиеся «ямской гонь­бой» (доставкой государевой почты) и перевозками товаров из Москвы в село Старый Рогожский Ям (Рогожа, город Богородск — с 1781 г.), в советское время — город Ногинск Московской области.

К XIX в. территория слободы простиралась на землях между нынеш­ней ул. Сергия Радонежского, Рогожской и Абельмановской (Покров­ской) Заставой.

Ямщицкая (Ямская или Гонная) Рогожская слобода располагалась вдоль Владимирского тракта (Владимирской дороги, или Владимир­ки) — современного шоссе Энтузиастов.

Давшее название слободе село Рогожа, или Рогожи, на Клязьме, из­вестное с 1389 г., в свою очередь, получило название от одноименной речки Рогожа и происходит от слова «рогожа» (хозяйственная ткань, изготавливаемая из волокон рогозы — болотного растения (тростника, камыша, этимология — от слова «рогъ»), произраставшего в местной реке). Эта ткань использовалась для изготовления веревок, ковриков, курток, поясов, рогозины (циновки или подстилки). В 1506 г. там воз­никает почтовая станция Старый Рогожский Ям (Рогожская Ямская), первая на дороге Москва — Владимир — Нижний Новгород — Казань.

Рогожская — далеко не единственная Ямская слобода в Москве. Тако­выми были, например, из сохранивших свое название доныне, Тверская Ямская слобода, Дорогомиловская Ямская слобода. Обычно такие сло­боды тянулись вдоль магистралей на выезде из города от тогдашней гра­ницы города — вначале Белого, затем Земляного города (соответственно нынешнего Бульварного и Садового кольца) до Камер-Коллежского вала.

Итак, основным и исконным занятием и должностью жителей Ям­ской (Гонной) слободы была гоньба — доставка лошадей для почтовых перевозок и собственно перевозки по дороге, ведущей во Владимир.

На этом стоит остановиться для более детального рассмотрения во­проса этимологии и истории названия местности.

Ямская (Гонная) означает «населенная ямщиками» (перевозчика­ми почты) — это производное слово от русифицированного «яма» — дорожная, в т. ч. и почтовая, станция. «Ямъ» — это почтовый двор, станция, слово тюркского (татарского) происхождения, среди прочего означавшее почтовую лошадь, станцию, а также селения, жители ко­торого, ямщики, занимаются перевозом (гоньбой). Устроение системы дорог со станциями было, пожалуй, единственным позитивным по­следствием татаро-монгольского ига в нашей традиционно бездорож­ной стране.

Слободой (т. е. свободным поселением с местным выборным са­моуправлением) в XII—XVI вв. именовались села, жители которых освобождались от государственных повинностей, например воинской. В таких слободах проживало население, из поколения в поколение про­фессионально занимавшееся одним и тем же видом деятельности, — своего рода артели, обеспеченные постоянным госзаказом. Топонимика Москвы хранит такие названия, как Кузнецы, Гончары, Толмачи (пере­водчики), Звонари, Печатники и пр.

Как государственная дорожная служба (государевы ямщики) была учреждена при Иване Грозном и находилась в ведении Ямского приказа (приблизительного эквивалента министерства связи и путей сообщения одновременно). Поскольку дороги являлись государственной собствен­ностью, то и ямщики рассматривались в качестве госслужащих (подоб­но стрельцам и т. п.). Они проживали всю жизнь в своих слободах с семьями и по наследству получали надел земли, при этом освобождаясь от налогов, сборов, податей и повинностей.

В слободе также торговали рогожами и огромными возами сена, от­чего ее главная площадь называлась в старину Рогожской-Сенной (в со­ветское время — площадь Ильича, ныне — Рогожская Застава).

С течением времени, однако, первоначальное значение слова утрати­лось, и оно стало означать просто большое село с церковью (например, Красная, Новая Слобода).

К тому же ямские слободы как земли, непосредственно прилегав­шие к городу, из сельских были переведены на городское положение в 1742 г., когда Москве отвели новую таможенную границу — очерчен­ный Камер-коллегией вал.

Древняя и средневековая история

Исторически Москва представляла собою конгломерат сел, стояв­ших на лесных холмах, в основном вдоль рек и ручьев. Каждое такое холмистое село, возникавшее, как правило, на месте зачастую опустевшего прежнего финно-угорского поселения (дьяковская культура — со­временница древнегреческих акрополей, отождествляемая с йирками, известными еще Геродоту), а затем, в ряде случаев, балтского (летто-литовского, в частности галиндов, или голяди, по-славянски) в результа­те миграции колонистов-вятичей, перенимавших и переиначивавших на свой лад местные названия рек (гидронимы), имело языческое капище, а неподалеку — некрополь, после принятия Христианства замененные сельским храмом и кладбищем.

Славянские колонисты-вятичи поселились в VIII в. в бассейне Оки, включая территорию нынешней Москвы, расположив свои села на лес­ных холмах, до того занятых балто-язычными племенами (с III в., по­сле ухода финно-угорского автохтонного населения, родственного мери, мордве и т. д., согласно Иордану, входившими, наряду с обитавшими тогда южнее славянами и родственными им антами, в готскую держа­ву Германариха), частично потеснив балтов, частично же ассимилиро­вав. Впрочем, некоторые холмы оставались после ухода финно-угров незаселенными и зарастали лесом, как, например, собственно Москва: Боровицкий холм, или просто Бор, юго-западная часть современного Кремля, приблизительно до ГКД (бывш. Дворец съездов). (Интересно отметить, что этот акрополь также назывался Ведьминой Горой — по капищу с идолом, которому приносились жертвы).

Вятичи сохраняли политическую независимость от Руси, управля­ясь своими князьями, вождями и старейшинами до присоединения их к Русскому государству в 982 г., оставаясь язычниками. Здешними родо­выми вождями (а после присоединения к Руси — суздальскими бояра­ми) были Кучковичи, почему и сама местность называлась Кучковым, покуда княживший тогда во Владимире Юрий Долгорукий проездом не отобрал их у родовых хозяев, убив при этом одного из них, Стефана Ивановича Кучко в ходе некоего возникшего между ними конфликта, а Кучков переименовал в Москов, или Москву, по названию реки. Долго­рукий, конфисковав существовавший как минимум со второй половины XI в., окруженный рвом и валом вятический поселок с боярской усадь­бой и деревянной церковью на месте прежнего капища на Бору, укре­пил его, учитывая пограничное положение (Можайск тогда находился уже на территории Смоленского княжества, Калуга — Черниговского, а Коломна — Муромо-Рязанского) и стратегическое расположение на пересечении дорог.

Роду Кучковичей также принадлежали по большинству и холмистые села на высоком берегу Яузы, в том числе, как мы сказали, и на месте Спасо-Андроникова монастыря. Так что и на территории Храма когда-нибудь обнаружатся артефакты тех дальних времен.

Теперь мысленно переместимся на несколько столетий вперед, во времена, непосредственно предшествующие возникновению Храма. Здесь невозможно не упомянуть о незаурядном политическом деятеле русского Средневековья — Борисе Годунове.

Борис Федорович Годунов, с 1585 г. ставший главой правительства при по­следнем царе династии Рюриковичей, Федоре Иоанновиче (1584—98), а 27 февраля 1598 г. избранный Земским собором государем, царем и великим князем всея Руси, умерший 13 апреля 1605 г. при невыясненных обстоятель­ствах, был энергичным, хотя чрезвы­чайно мнительным правителем.

При нем в жизнь Москвы вошли неслыханные новшества — например, в Кремле был сооружен водопровод, по которому вода поднималась мощными насосами из Москвы-реки по подземе­лью на Конюшенный двор. Строились и новые крепостные укрепления. В 1584—91 гг. под руководством зодчего Федора Савельева по прозви­щу Конь были возведены стены Белого города протяженностью 9 км (они опоясали район, заключенный внутри современного Бульварного кольца). Стены и 29 башен Белого города были сложены из известняка, обложены кирпичом и оштукатурены. В 1592 г. на месте современного Садового кольца была построена еще одна линия укреплений, деревянно-земляная, прозванная за быстроту постройки Скородомом. Впоследствии по его окружности будут возведены стены Земляного города.

В 1595 г. Борис Годунов распорядился устроить почтовые станции с местом отдыха для ямщиков, двором и конюшней на всех московских заставах. Вероятно, это и есть дата начала отсчета истории Ямской Ро­гожской слободы на исконном месте. Дело в том, что изначально Ямская слобода находилась ближе к центру города, в районе Храма Симеона Столпника. В 1600-е гг. Борис Годунов распорядился выстроить упомя­нутый храм, и слобода вокруг него была переименована в Семеновскую, а ямщики перебрались отсюда за Земляной вал, уступив место торгов­цам и пахарям. Соответственно, появилась необходимость в строитель­стве храма для ямщиков, занимавшихся гоньбой в Рогожь и обратно, на новом месте.

В 1697 г. (по другим сведениям — в 1642 г., что, видимо, более ве­роятно, учитывая 1620-е гг. как время строительства нашего Храма и разрастание слободы от центра к окраине) ямщики — жители обра­зовавшейся на новом месте Рогожской Ямской слободы — построили приходскую церковь. Со временем этот храм Св. Троицы с приделом Св. Николая стали называть церковью Николы, что в Ямах, или на Яме. Уничтоженная в 1956—59 гг., она располагалась на месте домов 39—43 Николоямской улицы. Таким образом, церковь дала название улице, на которой расположен наш Храм, в 1919 г., очевидно по большой скром­ности вождя мирового пролетариата переименованной в Ульяновскую; после падения коммунизма ей вернули первоначальное историческое название. Эта улица частично сохранила архитектурную застройку XVIII—XIX вв.

Однако существует и иная версия заселения слободы. Основанное в 1389 г. село Рогожа (Рогожи, о чем подробнее мы расскажем ниже) на Клязьме и одноименной речке Рогоже (где и произрастало растение рогоз — основной экспортный товар этой местности) в 1506 г. стано­вится Рогожской Ямской слободой — Старый Рогожский Ям. Это была первая станция на пути из Москвы (64 версты) во Владимир и Нижний Новгород. Некоторыми исследователями высказывается мысль, что ям­щики (или, по крайней мере, часть их) переселились оттуда в новую Рогожскую слободу, в Москву, в самое начало дороги, идущей от Яузы (соответствующей трассе современной Николоямской улицы).

Такое расположение Ямской слободы, а не нынешнее, длящееся вплоть до Рогожской Заставы (Рогожской-Сенной площади) вполне логично, поскольку Земляного вала тогда не существовало, и граница города проходила по стене Белого города (Бульварного кольца). Косвен­ным подтверждением этой версии может служить и то, что Богородск являлся одним из крепких центров подмосковного старообрядчества, и, может быть, более ранняя дата строительства Сергиевского храма в сравнении с Никольским. Последний тезис, впрочем, вызывает больше вопросов, чем дает ответов, — более древний храм в начале, конце, се­редине слободы или сразу два храма.

 

XVII-XVIII вв

Так или иначе, первый деревянный Храм прп. Сергия был построен в Рогожской Ямской слободе (или в Гонной) в начале XVII в. Об этом свидетельствует писцовая книга 1628 г., сообщающая, что в 1627 г. цер­ковь была обложена (т. е. уже существовавшая до этого) данью «дере­вянного церковного строения ямских охотников» с главным престолом Живоначальной Троицы и приделом прп. Сергия.

В XVII в. район Рогожской слободы активно застраивается, также здесь резко возрастает и плотность населения. Кроме Ямской слободы, здесь очень компактно были расположены различные ремесленные сло­боды, у многих из них имелся свой храм. Именно по этой причине бук­вально напротив нашего Храма стоит храм Святителя Алексия, осно­ванный в начале XVII в.

В 1720-е гг. деревянную Сергиевскую церковь сменяет каменный храм, о чем свидетельствует первое упоминание о каменном храме, от­носящееся к 1722 г., и последующее, к 1727 г. Главный престол храма был освящен в честь Святой Троицы. Вероятно, по причине наличия в Москве большого числа храмов — называвшихся Троицкими, этот храм был назван в честь преподобного Сергия Радонежского, престол во имя которого был освящен в приделе. На выбор названия, несомненно, ока­зал влияние расположенный рядом Спасо-Андроников монастырь, пер­вым игуменом которого, как мы отметили в самом начале, был ученик преподобного.

В конце века Москву постигла беда. Солдаты, возвращавшиеся с Русско-турецкой войны, принесли с собой в Москву страшную моровую язву — чуму. В декабре 1770 г. в Первопрестольной началась эпидемия, особенно усилившаяся в марте 1771-го. По рассказу очевидца, «народ умирал ежедневно тысячами»; фурманщики, или, как их тогда называ­ли, «мортусы», в масках и вощаных плащах длинными крючьями таска­ли трупы из выморочных домов, другие поднимали на улице, клали на телегу и везли за город».

По распоряжению графа Г. Орлова, командированного в Москву для организации борьбы с «моровою язвою», все кладбища в черте города были закрыты, за исключением монастырских. Умерших хоронили на погостах подмосковных деревень, в братских могилах.

В числе закрытых кладбищ оказались и два старообрядческих. Эти особые кладбища, известные с 1718 г., принадлежали староверам-поповцам, приемлющим священство. Одно находилось у Серпуховской Заставы, другое — у Тверской Заставы. Вместо двух закрытых кладбищ поповцам выделили для захоронения умерших от эпидемии землю в трех верстах от Рогожской Заставы, направо от Владимирского тракта, на землях, принадлежавших ранее крестьянам деревни Ново-Андроновка. По Рогожской Заставе оно и получило название Рогожского, а по хра­мам, богадельням, кельям, приютам, больнице и т. п., выстроенных во­круг него, — и сам Рогожский старообрядческий поселок.

В 1742 г. по соседней площади — Рогожская Застава — прошла та­моженная (с 1806 г. — юридическая, с 1864-го — между территориями, подведомственными юрисдикции двух органов местного выборного са­моуправления — Московской городской думе и земству) граница Мо­сквы. Линия Камер-Коллежского вала, устроенная для упорядочения оплаты пошлин, взимаемых Камер-коллегией (аналог министерства по налогам и сборам), которой и было поручено строительство вала, почти два столетия являлась границей городской площади. Камер-Коллежский вал, опоясавший Москву 32-верстным кольцом с шестнадцатью застава­ми, оборонительной функции уже не имел, как, например, обведенный в 1638 г. Земляной вал, а служил для таможенного контроля за ввозом в Москву товаров. Как некогда совпадавший с ним в основном конту­ром Компанейский вал 1731 г., устроенный по инициативе компанейщиков — откупщиков вина — для недопущения нелегального беспошлин­ного провоза в Москву спиртных напитков. На заставах, оснащенных башнями и таможенными помещениями по обе стороны дороги, про­верялись подорожные и ввозимый товар для обнаружения контрабанды, главным образом водки, за провоз которой платилась пошлина. Валы и заставы до сих пор оставили о себе память в московской топонимике.

Карта Москвы 1836 г. В окружении Камер-Коллежского вала

В 1754 г. с отменой внутренних таможен заставы приобрели чисто полицейское значение (там расположились полицейские посты для па­спортного контроля въезжающих), и у некоторых из них, в том числе одной из самых больших — Рогожской, — возникли рынки. Застава (как местность) стала быстро заселяться и застраиваться. В рогожских улицах появились постоялые дворы, новые дома, мелкие мастерские, торговые помещения. Заставы ликвидировали в 1852 г., а валы срыли ко второй половине XIX в. как потерявшие смысл и мешавшие транс­порту.

Вплоть до середины XIX в. Влади­мирская дорога, шедшая от заставы, сохраняла свое важное торговое значе­ние, однако оставалась далекой окраи­ной Москвы. На верстовом столбе, установленном в1783 г., была высечена надпись: «От Москвы две версты».

Около Рогожской Заставы долгое время был этап, где собирали из тюрем для пересчета отправленных в Сибирь арестантов. Здесь их выстраивали: впереди — каторжных в кандалах, с наполовину обритыми головами, с закованными руками и ногами, да­лее — в ручных кандалах, за ними — без кандалов. Следом шли возы с женами, ехавшими за арестантами, детьми и больными.

Касаясь тезиса о некоей исконности старообрядчества в местности, окружающей Храм, необходимо заметить следующее. Охватывая терри­торию в 178 гектар между Таганкой и Рогожской Заставой, Рогожская слобода действительно издавна была известна сильными консерватив­ными, идущими от старообрядчества, жизненными устоями. Но по­скольку слобода, как и ее храмы, изначально возникла еще до раскола, вызванного реформами патриарха Никона, Рогожскую Ямскую слободу некорректно называть ни как исконно старо-, ни новообрядческой — таких же обрядов придерживалось и остальное население не только в округе, но и повсеместно.

Да, купеческая Рогожская слобода отличалась строгим консерватив­ным укладом жизни и нравами. Например, дочери из купеческих семей целыми днями сидели за занавешенными окнами, вышивали и пряли, а если и читали, то только часослов: читать книги, напечатанные граж­данским шрифтом, считалось чуть ли не греховным занятием. По суббо­там в этом патриархальном районе Москвы всей семьей ходили в баню (а семьи здесь, как правило, были очень большими), а затем устраивали большое семейное чаепитие за медным самоваром.

Таким образом, действительным духовным центром старообрядче­ства становится кладбище за валом и храмы рядом с ним за пределами Рогожской слободы в 1784 г. Рогожская старообрядческая община со­вместно с Преображенской являлись крупнейшими старообрядческими общинами у восточных границ Москвы. С тех пор старообрядцы стали селиться в окрестностях кладбища и своих храмов. Иными словами, существующая ныне Рогожская старообрядческая община (поселок) образовалась уже после заселения Рогожской слободы ямщиками.

 

XIX в

Во время наполеоновского нашествия 3—4 сентября 1812 г. захват­чики разграбили храм, а 5 сентября он уже был объят пожаром и сгорел. Часть утвари удалось зарыть в землю и спасти.

Выгорела также практически и вся Николоямская улица. Затем она вновь застроилась каменными двухэтажными домами; некоторые из них сохранились до наших дней. В середине XIX в. на Николоямской улице насчитывалось 60 домовладений, 37 из которых принадлежало купцам и 14 церквам. За исключением высокого доходного дома в начале Нико­лоямской улицы, построенного в 1913—14 гг. по проекту архитектора А. Н. Маркова, почти весь ряд домов на правой стороне улицы старше ста пятидесяти, а некоторые — и более двухсот лет. Все они были по­строены для не очень богатых владельцев — купцов и мещан. Из зданий и сооружений, ныне находящихся на Николоямской улице, к памятни­кам культурного наследия относятся по нечетной стороне:

№ 11 — городская усадьба XVIII в.;

№ 13 — городская усадьба Шапошниковых — доходное владение Трапезниковых, нач. XIX в. — 1917 г.;

№ 19 — доходное владение Тюляевых, нач. XIX в. — XX в.;

№ 21/7 стр. 3 — жилой дом, 1900 г.;

№ 49 — усадьба Залогиной;

№ 51 — усадьба XVIII в., флигели 1850-х гг.;

№ 53 — два дома, XIX в.

По четной стороне:

№ 4 — жилой дом XIX в.;

№ 6 — Яузская больница, флигели бывшей усадьбы И. Р. Баташева;

№ 8 — двухэтажный дом XIX в., посольство Маврикия;

№ 10 — церковь Симеона Столпника за Яузой;

№ 12, 14, 18,22,26,28 — двухэтажные дома XIX в.;

№ 16 — на этом месте до 1976 г. стояла городская усадьба 1803— 1817 гг. постройки;

№ 36 — жилой дом XIX в. в руинах;

№ 42 — музыкальная школа имени Н. А. Алексеева. Построена в 1880-е гг. для 3-го Рогожского городского училища архитектором Д. Н. Чичаговым на участке, владельцем которого был московский го­родской голова Н. А. Алексеев;

№ 46 — в 1822 г. дом принадлежал купеческой жене Федосье Соло-довниковой; в начале XX в. был перестроен № 48 — городская усадьба; здесь находятся два дома: правый (с деревянным вторым этажом) по­строен в 1831 г., а левый (пышно декорированный) — в 1890 г.;

№ 52 — жилой дом XVIII в.;

№ 54 — Рогожская полицейская часть (до 1819-го — городская усадьба). В основе здания — руины XVIII в. На их основе в 1990-е гг. была восстановлена копия исторической каланчи;

№ 60/29 — храм свт. Алексия (название улицы Алексеевская, конеч­но, от него, а не от Алексеева, по совпадению жившего неподалеку).

Храм Свт. Алексия.

№ 62 — небольшой дом, во дворе которого с давних времен нахо­дились пекарня и магазин знаменитого булочника Д. И. Филиппова. В основе своей дом — старый: вероятно, он был построен ямщиком А. Е. Мягковым в 1798 г. С тех пор здание многократно перестраива­лось; в 1914 г. архитектор С. А. Чернавский осуществил самую крупную перестройку: он надстроил над домом третий этаж и изменил фасад.

В нескольких десятках метров от нашего Храма, на Б. Алексеевской улице, ведущей на Таганку, стоит дом купцов Алексеевых, в котором родился К. С. Станиславский, происходивший из этой очень извест­ной и богатой семьи. Угловой дом № 1 на улице Сергия Радонежского, полностью «реконструированный» в наши дни, был построен Матвеем Казаковым. Дом на Николоямской улице, с музыкальной школой № 30, построен на личные средства знаменитого московского городского го­ловы Н. Алексеева. Палаты Федора Птицына на той же улице, всего в нескольких метрах от нашего Храма, — работы архитектора Д. Ухтом­ского, построившего колокольню в Троице-Сергиевой лавре.

После наполеоновского разорения Храм густо-голубого цвета с глав­ным престолом Св. Троицы возводится в 1818 г. на средства Г. П. Смо-лянского — статского советника, потратившего на строительство прак­тически все свое состояние.

От этих времен в архиве сохранился любопытный документ — пере­писка прихожан и священника Ивановского сорока, церкви Преподоб­ного Сергия Чудотворца, что в Рогожской Ямской слободе, Григория Пе­трова и старосты, ямщика Василия Ивановича Ерохова с митрополитом Московским и Коломенским Филаретом, датированная маем 1827 г. и связанная с просьбой разрешить финансовую путаницу, возникшую из-за займа, взятого бывшим старостой, упомянутым статским советником Гавриилом Петровичем Смолянским на строение, по благословению архиеп. Августина, храма, 18 июня 1823 г. у княгини Елецкой в размере 15 тыс. рублей, из которых 5 тыс. было погашено.

Священник и староста просили митрополита выдать антиминс и не почитать препятствием к освящению храма иск долга Елецкой, кото­рый обязались уплатить по накоплении с процентами. Эта переписка включает и опись, засвидетельствованную благочинным николоям-ским прот. Петром Петровичем Платоновым, внутреннего убранства уготовляемой к освящению новосозданного Троицкого придела церкви Прп. Сергия в Рогожской.

Из описи известно, что, среди прочего, в новоустроенном главном храме (летней, холодной церкви Живоначальной Троицы) находились до-счатые царские двери, в коих вставлены иконы Благовещения на двух досках и четырех Евангелистов на четырех досках. Иконостас содер­жал иконы.

На правой стороне — Спасителя, Живоначальной Троицы, Неруко­творного Образа Спасителя, Прп. Сергия Радонежского Чудотворца, Печерской Божией Матери, Алексия Человека Божия.

На левой стороне — Смоленской Божией Матери, Похвалы Божи­ей Матери, Успения Божией Матери, Всех Святых, Св. Николая Чудо­творца, Богоявления Господня, Софии Премудрости Божией.

На северной двери —Арх. Михаила, на южной двери — Арх. Гавриила.

Над местными иконами в пяти ярусах находилось 26 икон Господских и Богородичных праздников, 27 апостольских, 21 пророческих, 9 препо­добных, 11 праотец, а над оными ярусами —распятия Иисуса Христа с предстоящими.

Вне иконостаса на правой стороне на столбе три киоты, на них иконы Усекновения Главы Иоанна Предтечи, Спасителя Нерукотворного Образа, Константина и Елены. На левой стороне три же киота, в них иконы Илии Пророка, Распятия, Скорбящих Радости, Страстыя Богоматери, Московских чудотворцев. В алтаре на Горнем месте раз­мещалась икона Божией Матери «О Тебе радуется». В иконостасе на правой стороне в алтарях в киоте икона Сергия Чудотворца, на ле­вой — в киоте Св. Николая. Перед дубовым жертвенником, покрытым малиновым бархатом с золотым гасом, находилась икона коронования Божией Матери с мелкими многими иконами в иконостасе. Завеса к царским вратам — малинового штофу с бахромой, кистями шелковы­ми и подзором.

Опись особо отмечала, что все вышеозначенные иконы древнего пи­сания, некоторые из них пребывали в церкви до обновления.

Свой окончательный вид основной объем Храма получил после ре­конструкции 1834—38 гг., проведенной архитектором Ф. М. Шестако-вым, по проекту которого, в частности, возведено существующее по­ныне торжественное пятиглавие, появившееся на здании после пожара, случившегося в 1835 г. Также пожар имел место и в 1837 г.

Факт этой реконструкции подтверждается, в частности, красной кирпичной кладкой в подвале летнего (главного) храма с клеймами из­вестного в начале XIX в. производителя Балашева (небезынтересно от­метить, что там встречаются и кирпичи, произведенные в Швеции).

Современная трехъярусная колокольня была построена в 1864 году взамен прежней шатровой

На рисунке 1840-х гг. видна старая шатровая колокольня, в 1864 г. ее заменили на новую трехъярусную.

В 1876 г. была выполнена роспись стен московским изографом А. С. Рогожкиным, а самые поздние росписи относятся к началу XX в. В 1900 г. интерьеры храма были отделаны архитектором И. Т. Барюти-ным.

По богатству внутреннего убранства и по подбору древних икон, в основном первой половины XVII в., Храм прп. Сергия мог соперни­чать с соборами Московского Кремля. Этому интересному факту есть два объяснения. Во-первых, в приходе Храма было много купцов, со­вершавших богатые пожертвования на его содержание. Также Храму оказывали поддержку московские власти. Они были заинтересованы в приближении старообрядцев к Православной Церкви и поэтому следи­ли за тем, чтобы храмы, расположенные рядом с большими старообряд­ческими общинами, были богато украшены.

Сгоревшая и отстраивавшаяся Рогожская слобода, протянувшаяся вдоль Большой Алексеевской улицы, на пути в крупные торговые горо­да Поволжья, к XIX в. становится центром хлебной торговли. Купече­ство, скопившее миллионные капиталы, держало под контролем хлеб­ную торговлю с Поволжьем.

От воли Рогожи к началу XIX в. зависели цены на хлеб не только в России — экспортере зерна, но и в Англии, тогдашней ведущей мировой державе. На организации хлебной торговли обитатели слободы нажили значительные капиталы.

Помимо хлебной торговли, другим основным источников богатства рогожского купечества была чайная торговля.

Рогожская слобода побивала все рекорды московского чаепития по количеству выпиваемого чая. Она потребляла 30 фунтов в месяц по сравнению, например, с богатым Пречистенским районом, где за то же время выпивали всего 7 фунтов. Впрочем, остались интереснейшие воспоминания одного рогожского старожила, описавшего знаменитые в старое время «рогожские плантации» чая, или попросту распространен­ное здесь местное мошенничество, до того прибыльное, что около него кормилось множество народа. Называлось это «делать китайский чай»: спитой чай вытряхивали из чайников и хорошо просушивали в жаркое время года прямо на крышах домов, сараев, погребов. Таких «чаеделов» называли «китайцами». Часто спитой чай «рогожские китайцы» полу­чали прямо из трактиров, собирали его в корзины и после просушки куда-то реализовывали.

В ноябре 1861 г. в Рогожской слободе в семье православного куп­ца родился русский живописец Константин Коровин, внук валдайско­го ямщика, переселившегося в Москву на Рогожку. Будущий художник был крещен в Сергиевской церкви, а воспреемником позвали обыкно­венного ямщика Рогожской слободы Александра Ершова. Нередко дом Коровиных посещал их дальний родственник, сын калужского купца И. М. Прянишников, также известный русский художник.

Конец рогожским ямщикам и их дальним странствиям пришел в 1862 г., когда строилась железная дорога в Нижний Новгород, и пер­вейшая потребность в них отпала. Многие из них тогда разорились. По­стройка железной дороги взорвала жизнь старой Рогожки. Сотни людей ушли прокладывать рельсы, остальные бросились приспосабливать до­ма для сдачи квартир внаем, строить трактиры, торговые лавки, новые здания. Многие коренные рогожцы оделись в «немецкое» платье вместо обычной поддевки и пошли на службу на железную дорогу. Купеческие девицы сделались барышнями, сменили скромные платочки на шляпки с перьями, вместо обычной музыки на гребенке стали слушать игру на фортепиано, появившихся тогда в Рогожке.

К тому же в результате сильного летнего пожара 1862 г., длившегося трое суток, выгорели Воронья улица, Тележная, 2-я и 3-я Рогожские. Полностью оправиться Рогожская слобода уже не сумела.

В 1896 г. железнодорожную станцию у заставы упразднили, подведя линию к Курскому вокзалу. Железная дорога сначала пошла до Павлов­ского Посада (Выхны, как его тогда называли), потом подвинулась до Вла­димира, там до Коврова и, наконец, достигла Нижнего Новгорода. Таким образом, ямщичество отмерло окончательно, и Владимирка опустела.

Что же до состояния Храма, из архивных данных известно о земель­ных владениях церкви Сергия Преподобного (Святой Троицы) Иванов­ского сорока 3-го отделения по Вороньей улице, Крутоярскому переул­ку, Николоямской улице: Храм как сдавал в аренду земли (например, в 1817 г. московской мещанке И. Гавриловой), так и получал земли по завещанию (например, дом и землю от ямщика С. М. Люткина в 1903 г.). Согласно указателю к плану города Москвы, напечатанному Московской распорядительной думой в 1868 г. в интересующем нас районе, Рогож­ской части, 2-й участок, строительный квартал С. 207 ХIII, по планам 1849—54 гг. и по окладным книгам 1867 г. числились пронумерованные под соответствующими «крепостными нумерами» владений следующие приходские землевладения (в скобках указывается количество земель по планам 1849—54 гг. в квадратных саженях (1 сажень = 2,134 м = 1/500 версты), а именно:

7/149 158, 159 Поспелова священника ц. Сергия Радонежского в Ро­гожской (375);

8/150 162 Невского диакона (195);

9/156 165 пономаря (125);

10/156 166 Соколовской, моск. мещанки, на земле пономаря (330);

11/154 169 Петропавловской, просвирни, и Николаевой, крестьянки (190);

12/151 160 ц. Сергия в Рогожской (1310);

161 лавка церкви;

168 богаделенбогадельня

Клировая ведомость 1916 г., описывая состояние и имущество Хра­ма, среди прочего сообщает, что в штате Храма находилось два свя­щенника, три диакона, три псаломщика и три просфорницы. За 1916 г. было получено кружечных доходов 6114 руб. 23 коп., процентов с ка­питала, содержавшегося в государственных ценных бумагах (на сумму 63 487 руб.), — 2564 р. 20 коп. Половина валовой арендной суммы с церковных домов и лавок в 1916 г. составила 2228 р. Из этих доходов с капитала 707 р. 50 коп. просфорницы получали в качестве процентов 15 р. в год. Конечно, цифры эти на то время уже имели скорее лишь психологическое значение — военный, предреволюционный рубль стреми­тельно девальвировался (в отличие от довоенного, содержащего 0,77 г золота (к сравнению: стоимость грамма золота на момент написания книги — 1700—1800 рублей РФ)).

Также ведомость сообщает, что «земля при церкви состоит усадеб­ной вместе с погостом церковным 2744 кв. саж. и находится близ церкви в бесспорном ее владении. Дома для священно- и церковнослужителей на церковной усадебной земле отчасти приобретены от прежних вла­дельцев, отчасти выстроены вновь на церковные средства и составляют собственность церкви. Другие здания, принадлежащие церкви: зал для собеседования со старообрядцами каменный, крытый железом, постро­ен в 1899 году. Пять каменных, крытых железом лавок, все сдаются в аренду…».

Неподалеку от Рогожской слободы, до сих пор располагается старообрядческий Рогожский поселок. С целью воз­вращения раскольников в лоно церкви храмы вокруг него обставлялись древними образами и утварью со строжайшим исполнением канонических требований. В Храме пел замечательный хор слепых, один из лучших в Москве, для которого были изготовлены специальные ноты. Также в Храме проходили диспуты со старообрядцами. Для этого было решено устроить отдельное здание рядом. Так, «Московские церковные ведомости» (№ 45 за 1899 г.) писали:

2 ноября 1899 г. с большою торжественностью состоялось освяще­ние аудитории для собеседования со старообрядцами, духовных концер­тов и религиозно-нравственных чтений, сооруженной при Сергиевской, что в Рогожской, церкви.

Накануне Литургию в Храме совершал митр. Московский Владимир (ныне прославленный в сонме Новомучеников и Исповедников Россий­ских. — Авт.).

Здание аудитории выстроено около самого Храма, в церковной огра­де. Аудитория имеет в длину 34 аршина, в ширину 20 аршин и в высоту 11 аршин. Здание выстроено в два света и отличается обширностью — вместимость его 1000 человек, в аудитории имеются небольшие хоры, установлен в иконостасе большой образ Св. Николая, именуемого Мо­жайским. С наружной стороны на здании помещен образ Прп. Сергия. Постройка обошлась в более чем 40 тыс. рублей. В аудитории через две недели начнутся собеседования со старообрядцами.

Но уже через несколько десятилетий в храмовых помещениях на­чались совсем иные собеседования. Одно время в здании размещалось общежитие, сейчас на этом месте пустырь.

Вызов небу восставшего зла

Столь долго вызываемый из глубин преисподней, бродивший по Ев­ропе проклятьем заклейменный призрак, стараниями врагов Церкви, предателей русского народа и изменников Отечества, вызываниями пла­менных буревестников и мрачных заклинателей, поддержанный обиль­ными денежными вливаниями иностранных правительств, восстал-таки и обосновался в истерзанной войной и безверием России.

У Маркса, этого отъявленного русофоба, нашлись фанатичные по­следователи именно в России — преимущественно крестьянской, тра­диционалистской (т. е. мелкособственнической, по определению враж­дебной для мнимых строителей земного рабочего рая), в такой, казалось бы, самой неподходящей стране для Марксовых схем разжигания миро­вой пролетарской революции.

«Свобода без креста», воспетая А. Блоком в его богохульной «поэме», обернулась одним из самых жутких и продолжительных кошмаров всеймировой человеческой истории. Что и неудивительно, ведь «царство свободы и разума», или же, наоборот, исполненной гордыней иррацио­нальной языческой, cамонадеянной «железной воли», не обходится без ревтрибуналов, гильотин, ГУЛАГов, ГЛАВЛИТов, НКВД и гестапо, СС и КПСС, подвалов и концлагерей, расстрельных отрядов и колючих про­волок. История еще раз показала всем, что «над кровавой зарею» никог­да не восходит «солнце правды и братской любви», но лишь адская ночь с цепной реакцией мести, зла, насилия, грабежа, страданий и страха.

Мерзость запустения. Фото 1979 г.

Коммунистическое нашествие, как никакое в ее истории, принесло России, народу, Церкви неисчислимые мучения. Ведь на Церковь обру­шилось гонение, не виданное миром, кажется, со времен римских кеса­рей — христоборцев. Вся порабощенная ими страна была подмята и пре­вращена партократической соввластью, анафемствованной Свт. Тихоном, в одну тоталитарную секту-концлагерь. Обещанный рай земной оказался обнесенным колючей проволокой с вышками. Можно только дивиться та­кой изощренной, если не сказать извращенной циничной «диалектике» апологетов «согласия и примирения» Христа и сатаны — некоторых яко­бы православных историков-публицистов, что и это дикое кровопускание и последующий гнет якобы пошел и Церкви, и стране, и народу в резуль­тате на пользу.

В 1922 г. (с 21 марта по 5 апреля) власти изъяли 5 пудов 30 фунтов серебряных церковных ценностей и утвари.

В 1922 г. сюда была перенесена чудотворная Черниговская-Гефси-манская икона Божией Матери из закрытого Гефсиманского скита Тро-ице-Сергиевой лавры. Икона пребывала в Сергиевском храме вплоть до его закрытия в 1938 г., а потом попала в Подмосковье в частные руки.

В 1924—25 гг. регентом Храма был известный церковный компози­тор и преподаватель, священник В. Н. Зиновьев (1874—1925)

Перед самым закрытием Храма удалось спасти несколько древних икон — например, вывести чудотворный образ Божией Матери «Уто­ли моя печали», находящийся ныне в Храме Свт. Николая в Кузнецах (сейчас в нашем храме — ее список). Большинство же икон, как и цер­ковного убранства и книг, было варварски разграблено или уничтожено коммунистами при закрытии Храма.

Итак, через 100 лет после отстройки и через 100 же лет после появ­ления на свет жутких, сатанистских марксовых откровений (см. Приме­чания 1 и 2), в 1938 г., в самый разгар кровавых сталинских репрессий, Храм также был репрессирован. Правда, ему «повезло» более, чем взор­ванному московскому кафедральному храму-мученику: вместо «высшей меры» он был приговорен к заключению под замок.

Старожилам хорошо запомнилась одержимая коммунистка-акти­вистка, с маниакальной настойчивостью сперва проявлявшая неуемные усилия по закрытию Храма в 1930-е гг. Добившись наконец своего, она учинила настоящую сатанинскую вакханалию, садистское надругатель­ство над поверженной святыней.

Изобретательность организаторши шабаша потрясает своей бес­смысленностью, жестокостью и цинизмом: внутри уже закрытой и по­руганной церкви «красная ведьма» неистово колола топором старинные иконы и жгла в костре вместе с церковными книгами. Мало того, кроме книг в адское пламя полетели и специально изготовленные для хора не­зрячих, певших в Храме, ноты. Стоит ли говорить, что мольбы слепых оставили равнодушной саму ослепшую от ненависти к Богу и человече­ству верную адептку кровожадной банды большевиков.

Итак, умолкли Божественные песнопения, раздались новые звуки. После закрытия в 1938 г. Храм стоял, постепенно ветшая. По некото­рым сведениям, в центральной части Храма был даже устроен душ. На куполах и крышах Храма росли маленькие деревца, а все здание было в глубоких трещинах. Вскоре купола Храма были ободраны, кресты сби­ты. В Храме некоторое время размещался охраняемый секретный архив, в доме причта разместили коммуналки.

Страшные находки

Начиная с 1993 г. при проведении ремонтных работ вокруг Храма, у северной и южной стен и в подвале зимнего храма (трапезной) были обнаружены человеческие кости, среди которых выделялись черепа с пулевыми отверстиями. Кладбища до XVIII в. были при всяком храме, где хоронили его прихожан. Как мы отмечали в начале нашего повество­вания, Москва представляла собой конгломерат сел, слобод, в каждом из которых имелась своя приходская церковь с погостом.

Как отмечалось, исторически захоронения на территории Москвы производились сперва неподалеку от языческих капищ (вначале финно-угорских, которых сменили племена балтской (летто-литовской) груп­пы, затем славянских, вятических), а затем на погостах у приходских церквей древних сел и городищ. Таких приходских кладбищ насчиты­валось к XVII в. в тогдашних границах города порядка 300 у каждой церкви, но эпидемия чумы и бунт 1770—71 гг. побудили Сенат принять решение о запрете дальнейших захоронений на территории города, за исключением монастырей.

Наличие захоронений в подвале подтверждается и реставраторами-добровольцами, работавшими в 1980-е гг., еще до возвращения Храма Церкви. Это можно объяснить тем, что после ликвидации кладбища и расширения площади нового храма срытые захоронения оказались ча­стично под землей вокруг храма, частично в подвале вновь выстроен­ного храма. Также это подтверждается и обнаружением при ремонтных работах в 2010 г. в подвале летнего храма костей и надгробий, относя­щихся к XVII—XVIII вв. На одном из таких надгробных крестов про­читывается надпись церковным шрифтом: ПРЕСТАВСЯ МИХЕЙ КУЗМИНЪ СНЪ ПЛОТНИКЪ.

Но среди этих захоронений также были, как и в 1990-е гг., обнаруже­ны простреленные черепа, фрагменты одежды и обуви XX в. Очевидно, НКВД, заметая следы своих злодейских преступлений перед народом, зарыл останки жертв среди старых могил. Это тем более неудивитель­но, если учесть, что чекисты еще в 1918 г. облюбовали близлежащий Андроников монастырь, устроив там концлагерь.

Последнее открытие произошло 16 февраля 2010 г. при взломе перего­родки в подвале Храма, где останки конца 1930-х гг. (там же — окурки и т. п., по этическим соображениям мы не публикуем эти жуткие фотогра­фии) были перемешаны с древними захоронениями. Многие монастыри и храмы, особенно с глубокими под­земными пространствами, использо­вались как подвальные чекистские расстрельни, места и захоронения останков жертв террора. Нам не удалось достоверно установить из имеющихся доступных нам источни­ков, совершались ли преступления в самих храмовых помещениях или же сюда свозили и закапывали тела из других мест расправы. Но тайное все равно неизбежно когда-нибудь становится явным.

Коммунистам еще с 1919 г. запрещено было исповедовать Христа. Св. Церковь же, напротив, являя смирение и снисхождение, не гнуша­лась заблудших, пеклась и молилась о вразумлении, наставлении и спа­сении отпавших от веры, в том числе и своих гонителей.

Репрессии прокатились по всей стране, не миновав и дом № 57 (бывший и нынеш­ний дом причта) по Николоямской улице. Ре­прессированы были жители кв. 32, 36 (Кузь­мин Николай Васильевич, 1899 г. р., певчий Храма, расстрелянный 31.10.1937 г. в Буто­ве), кв. 37.

Но, несмотря на все зверства большеви­ков, советскому режиму не удалось сломить Православную веру русского народа.

 

«Замучены были, дабы получить воскресение»

«Всем чадам Русской Православной Церкви, за Веру пострадавшим».

Поминальный Крест убиенным, замученным и пострадавшим

от богоборческой власти «в лютую годину гонений на Церковь

за веру Христову». Установлен вблизи места обнаружения

останков жертв советского режима.

Мифы и легенды (Видео)